В первый том сочинений английского философа и писателя Ника Ланда вошли ранние, более или менее выдержанные в академическом стиле работы. Но, продвигаясь от одной статьи к другой, мы видим, как «более» обращается в «менее»: Ланд начинает использовать академическую оболочку научной статьи, чтобы едко критиковать, а то и насмехаться над «академичностью» как таковой. Часть статей этого тома посвящена развенчанию критической философии Иммануила Канта, влияние которой Ланд видит в «разумной» сдержанности, протестантской дисциплинированности и зубодробительной скучности академических практик. Кант, подчиняющий разуму даже мистицизм, не говоря уже об эстетике, этике и праве, у Ланда становится прекурсором капитализма и обвиняется в жестоком подавлении инаковости — как культурной, так и той, что отличает нас самих от разума. Это неторопливо-буржуазное, но безжалостно-эффективное подавление, тем не менее рвется по швам, едва Ланд к нему прикасается. В итоге оно обнажает внутри себя именно то, что оно и подавляет. Чтобы окончательно выпотрошить остатки кантианства, Ланд заручается поддержкой Ницше, Тракля, Чорана и Батая, которые взывают к либидинальности, луне, волкам и крысам, мысля иное мученичество — против себя, ставя себя на кон и относясь к себе как к избытку, растрачивая и разрушая. Несмотря на выбранный формат историко-философского комментария, Ланд мыслит «вместе» с этими мыслителями: их идеи, озарения, концепции не составляют предмет исследования. И Ницше, и Тракль, и Чоран, и Батай для Ланда — концептуальные персонажи, аватары выхода из философии. Они не убеждают, но заражают, прокусывая до кости. Во второй том вошли работы Ланда, с которых началось его вторжение из будущего. В них Ланд отказывается от комментариев, более или менее укладывающихся в привычный историко-философский формат, и вместо этого обращается к теоретико-фантастическому рассмотрению проблем грядущего, преследующих нас уже сегодня. Если раньше в число его спутников входили Ницше, Батай, Чоран и Тракль, то теперь повествование разворачивается на фоне войн между транснациональными корпорациями, людьми и искусственным интеллектом, а главными героями выступают компьютерные вирусы, беглые репликанты, терминаторы, Уинтермьют и полковник Курц, сплавившийся с киберпространственной матрицей и джунглями из оптоволокна. Собранные в настоящем томе экспериментальные тексты во многом даже больше, нежели последующие, сохраняют свою актуальность для восприятия философско-политической повестки Ланда в наши дни. Именно в них обнаруживаются основы ландовской версии акселерационизма, в соответствии с которой Капитал издавна воплощает в себе судьбу всего космоса, долю интеллекта и участь человечества. Всеобщая экономика не дожидалась человека для того, чтобы ее интенсивности могли циркулировать, и не будет справлять по нему тризну. В отличие от Делёза и Гваттари, чей либидинальный материализм, однако, наиболее полно отразился в его творчестве, для Ланда машинное бессознательное составляет природу, которая не просто равнодушна ко всякой жизни, пускай даже неорганической, но стирает границы между жизнью и ее нулевым истоком-назначением, обращая их сначала в низкочастотный шум, а затем в готическую прямую линию на мониторе. Человечеством была выстроена целая система безопасности, чтобы сковать льдом безличные машинизмы Земли, однако процесс истребления не остановить. И даже более того: тормозить его не имеет смысла, ведь истребляемое заблуждение — человечество — уже было истреблено. Вопрос только в том, что же находится дальше, на следующем уровне. В третий том собрания сочинений английского философа и писателя Ника Ланда вошли работы, объединенные двумя темами. Первая из них — его личные эксперименты с нестандартными письменностями и исчислениями, главным образом проведенные вне рамок коллективных практик Группы исследований кибернетической культуры (ГИКК), и развивающие темы, от которых Ланд не отступился до сих пор, такие как йцукеномика или каббала. Некоторые из этих текстов максимально неформальны и дики — прочесть их можно только в режиме «вирусно-экспериментальной поэзии». Другие же не только состоят из относительно нормальных предложений, но и обращаются к реальности. Свое нестандартное понимание исчисления и связи математики с мышлением Ланд тут же применяет в сфере экономики и искусственного интеллекта, которые, впрочем, для него почти неразличимы, — этот тренд начинается в конце девяностых, но продолжается до сих пор, и недавние работы Ланда на эту тему также входят в настоящий том. Вторая тема — истоки ГИКК и их гипервереального «двойника», Клуба Ктулху, используемого ГИКК в качестве концептуального персонажа для исследования кибернетического и демонического, а также вселенских заговоров, масштабных сект, грядущих катастроф и прочих непременных атрибутов гиперверия. Наконец, этот том не был бы завершен без «Критики трансцендентального мизерабилизма» и «Грязной шутки» — едких комментариев, написанных Ландом о политике левых и о самом себе на закате академической карьеры.