События, отдаленные от нас во времени, обычно именуют историей. Ее связывают с документом и свидетельством очевидцев. В обиходе: история — это прошлое. Но и то, что переживается нами сейчас, сегодня, почти мгновенно превращается в прошлое. Но и прошлое, в свою очередь, имеет свойство оставаться длящимся настоящим. И протяженность его может быть в одну и каждую отдельную жизнь. Человек просыпается среди ночи в эпицентре когда-то потрясшего его события. Он вслушивается в тишину, не понимая, где он и что с ним. Кошмар, пережитый им однажды, становится реальностью. Причем не второй, отодвинутой в историю, а первой и единственной. Пережитое, собранное по крупицам, подхваченное где придется и на лету, сплавляется с памятью детства и ложится на свое место в мозаику воспоминаний. Собственная память, ограниченная мерой возраста, сохранившаяся не столько в словах, сколько в картинах, символах и звуках, чувстве голода и сиротства, сливается с памятью тех, кому уже не придется сказать своего слова. И не различить, где свое, где чужое, ибо и чужое стало своим и как свое саднит душу. Так зрение становится прозрением, память — про-па-мятью. Так история оборачивается видением и видением. И бесполезно спорить о том, что было так или иначе. Человек милосерден и добр; ему свойственно забывать то время, когда он переставал быть человеком. Чтобы выжить, человек должен отсекать все, что делает жизнь невыносимой. Человек слаб и Господь посылает ему беспамятство и, стараясь сохранить человека, погружает его в сиюминутное. И все же, единственное настоящее, какое у нас есть, — это наше прошлое. И только свет памяти может озарить наши пути, показать нам самим, кто мы такие, откуда и куда мы идем. В этом свете слепнут глаза, но прозревают души.